«Против социализма может выступить только сумасшедший», говорил Никита Хрущев. По всей видимости, именно этот лозунг советского лидера теперь взят на вооружение грузинскими властями, возрождающими по отношению к сегодняшним диссидентам практику психологического давления. Попытка посредством карательной психиатрии расправиться с педагогом и активисткой Нино Даташвили, которая обвиняется в нападении на государственного служащего при исполнении служебных обязанностей, многих в Грузии заставила вспомнить историю из сравнительно недавнего прошлого: в начале 80-х годов во время «лечения» в клинике такого профиля скончалась журналист Нази Шаманаури, активно критиковавшая тогдашние власти. Об опасности возрождения подобной меры наказания говорят гости Некруглого стола — глава «Лаборатории исследования советского прошлого» Ираклий Хвадагиани и врач-психиатр Манана Элиашвили.
Калбатоно Манана, начнем с конкретной истории с задержанной активисткой Нино Даташвили, которую по ходатайству прокуратуры направляют на экспертизу с подозрением на психоэмоциональную лабильность. Суд удовлетворил это ходатайство и указал, что в случае возражения Нино Даташвили против проведения экспертизы к ней будут применены соответствующие меры пресечения, то есть принудительное помещение в психиатрическое учреждение. Могли бы вы объяснить нам, насколько правомерен этот шаг?
То, что мне известно из общедоступных источников, стороной защиты была представлена форма 100, где были написаны диагнозы, неврологические диагнозы, — грыжа позвоночника и еще что-то, и проставлены коды по классификации ВОЗ. Все врачи обязаны, ставя диагноз, указать код. Если мы код не пишем, это уже нарушение. Так вот, там были неврологические диагнозы, а потом написано: диагноз — психоэмоциональная лабильность. Но там не было кода.
— Хочу спросить, это диагноз или сопровождающий симптом?
Манана Элиашвили: Это вообще не диагноз, диагноза психоэмоциональная лабильность вообще нет. И там не было кода.
— О чем это говорит?
Манана Элиашвили: Эта форма номер 100 не составлена по всем правилам. В описательной части можно это написать, даже если я запишу другое заболевание, например, депрессионный эпизод или даже шизофрению, но если я код не поставлю, это нарушение.
— А кому и для чего нужна была эта форма номер 100? Куда ее надо было представить?
Манана Элиашвили: Как я знаю, эту форму сторона защиты представила суду, чтобы из-за этих неврологических заболеваний ей оказать какую-то помощь.
— Иными словами, эта формулировка — психоэмоциональная лабильность, вовсе не повод для того, чтобы направить человека на принудительное решение, так?
Манана Элиашвили: Вообще, когда экспертиза проводится, там диагноз совсем ни при чем. Экспертиза объясняет только одно: когда человек совершил какое-то правонарушение, было ли у этого человека в тот момент такое психическое расстройство, которое лишает его способности отдавать себе отчет за свои действия. Вот это есть невменяемость.
— Батоно Ираклий, как вы назовете то, что происходит с Нино Даташвили?
Ираклий Хвадагиани: В принципе, очень легко все это объяснить. Вокруг меня, когда я слежу за последними этими событиями, кроме ярых соратников режима, у абсолютного большинства нормальных людей есть возмущение, потому что это обращение со стороны прокуратуры и всех этих карательных органов не что иное как реинкарнация прошлого. Они пытаются терроризировать узницу, сами устраивают психологический террор, а еще они оскверняют репутацию человека.
Они хотят донести вот это сообщение до каждого гражданина: если вы попадете в наши руки, мы будем вот такими методами обращаться с вами
Вот сейчас надо задавать вопросы, насколько она вменяемая, и экспертизу надо проводить, но все понимают, что это очень сходится с той картиной, когда тотальный режим истреблял людей, используя карательную психиатрию. А потом все это усугубил такой факт: оказалось, что тот эксперт, который должен проводить сейчас эту так называемую экспертизу, является фигурантом дела Нази Шаманаури. Это было в 80-е годы, когда журналистку мучали в психпалате, и она погибла. Исходя из того, что тогдашнее диссидентское движение опубликовало данные, материалы и сведения об этом деле, многие вспомнили, как режим использовал эти меры притеснения, и потому стало очень ясно, к чему клонятся сейчас действие прокуратуры, которая является инструментом режима. И еще можно сказать, что несмотря на то, каковым будет следующее действие, они смогут все это провести или нет, главное, — и это моя личная точка зрения, — они хотят довести эту информацию до широких слоев общества, чтобы они были к такому готовы. Такие режимы так действуют: одно, что они реально будут совершать, другое — психологическое воздействие. Они хотят донести вот это сообщение до каждого гражданина: если вы попадете в наши руки, мы будем вот такими методами обращаться с вами. И это тоже часть той террористической кампании, которую они беспрерывно продвигают в последние годы, как минимум.
— Калбатоно Манана, советское прошлое полнится историями, когда диссидентов, которые выступали против режима, запирали в психиатрических заведениях. Слово «психушка», так на жаргоне называли психиатрическое заведение, вызывало у людей ужас, содрогание, и считалось, что это даже страшнее лагерей или тюрем. И не исключено, вот как говорит батони Ираклий, что власти могут прибегнуть к такого рода наказаниям для тех, кто против их правления. Что их ждет в таком случае, знаете, в каком плане? Можно провести параллель между заведениями психиатрического характера советского прошлого и грузинского настоящего? Есть у нас специальные учреждения психиатрического профиля для простых больных и для тех, кого правоохранительные органы направляют туда принудительно? В каком состоянии у нас эта сфера сейчас вообще?
Манана Элиашвили: Это было очень закрытое заведение. Где-то в конце 80-х, была сессия психиатров и неврологов, и одна сессия проводилась там. Я там была. Я проходила через какой-то ужасный коридор. Сколько мы шли, я не знаю.
Как нас проверяли, я не знаю. Я там не видела ни пациентов, ни врачей. Я была там только в простом конференционном зале. И у нас никакого общения не было ни с пациентами, ни во врачебных комнатах. Мы никуда не заходили.
Вернемся к теме. Вы сейчас спросили о принудительном лечении в обыкновенных больницах. В обыкновенных больницах, когда человеку плохо, психическое расстройство у него плохо, родственники или скорая помощь доставляют его в обычное психиатрическое заведение. Если человек не хочет лечиться, по закону психиатрического здоровья, его обязаны отпустить домой.
Но там есть одно но. Если этот человек из-за того, что у него психическое расстройство, не совершает какое-то действие или против себя, или против общества, в таком случае в психиатрической больнице пишут заключение, которое идет в суд. Проводится судебное заседание, суд выносит решение — оставить этого больного в психиатрическом заведении или отпустить. Есть много случаев, когда суд отпускает этого больного домой. Это добровольное лечение называется. Это часть, когда проводится лечение в обычной психиатрической больнице.
Если человек не идет на такое обследование, психиатрическая экспертиза не может выдать никакого заключения
В случае принудительного лечения, уже в суде одна сторона — или защита, или прокуратура, обвинитель, — ставит вопрос: есть ли сомнения, что это преступление человек совершил в невменяемом состоянии. И суд или одобряет, или нет. После этого суд выносит заключение, что этого человека надо послать на психиатрическую экспертизу.
Это не закон психиатрии, это уголовный кодекс, и это написано там. И суд еще спрашивает: может, человек хочет пройти добровольную экспертизу. Если человек не хочет, суд может там же принудить его пройти психиатрическую экспертизу.
После этого, когда на психиатрическую экспертизу этот человек попадает, надо поговорить с этим человеком, ведь психиатрия — это такая сфера медицины, где нет инструментальных каких-то обследований, чтобы поставить диагноз, надо говорить. Если человек не идет на такое обследование, психиатрическая экспертиза не может выдать никакого заключения. Таких обратно ведут в тюрьму.
— В каком состоянии находится учреждение психиатрического профиля для тех, кого направляют принудительно?
Манана Элиашвили: Принудительное лечение в Грузии есть только в Хонской больнице. Это потому, что Хонская больница обеспечена охраной.
— Вы знаете, какие там условия, как она выглядит? Какой там режим?
Манана Элиашвили: Там находятся или на принудительном лечении, или узники, которых из тюрьмы перевели на некоторое время, потому что в тюрьме какое-то психическое расстройство у них выявили. Несколько лет тому назад в Хонской больнице все изменилось, ремонт сделали. И она в несравненно лучшем состоянии находится сейчас, чем находилась лет 7-8 тому назад.
— Батоно Ираклий, а какая у Вас есть информация о людях, которые там сидели?
Большинство тех, которых мы знаем как жертв карательной психиатрии, отправляли в глубинку Советской России
Ираклий Хвадагиани: Когда мы говорим о советском прошлом, прецеденты использования городской психиатрии не так уж и многочисленны. В случае советской Грузии, на общем уровне СССР, конечно, довольно активно использовалась эта практика, но после 60-х до конца 80-х известно несколько случаев, не более десятка, когда люди, инакомыслящие или просто люди, которые попали в тиски тоталитарного режима, отправлялись на принудительное лечение. Как госпожа Манана уже упомянула, это координировало центральное учреждение, институт имени Сербского, хотя, конечно, это было не единственное учреждение.
Что касается Грузии, вот такого специального учреждения, насколько я знаю, в советское время здесь не существовало. Большинство тех, которых мы знаем как жертв карательной психиатрии, отправляли в глубинку Советской России, в Казань, например, если не прямо в центр Сербского. И поэтому Хони в измерении советского прошлого ни при чем.
Единственная отдельная история — это уже упомянутый случай с Нази Шаманаури, которую держали в Тбилиси в больнице имени Асатиани, но это была временная мера, пока шли все эти процедуры, обследования и так далее. Если бы окончательным решением было принудительное лечение, ее бы отправили в какое-нибудь другое место — большинство психотерапевтических учреждений были на территории советской России и Средней Азии.
— Я бы хотела, чтобы вы для нашей аудитории буквально в двух словах рассказали историю Нази Шаманаури, чтобы слушатель тоже мог провести какие-то параллели, если они существуют.
Ираклий Хвадагиани: Да, но не только Шаманаури, просто она более известна на фоне других. Я могу перечислить несколько имен и историй людей, о которых мы знаем. Вот, например, одна из самых ранних историй связана с педагогом 1-й гимназии, сегодняшней 1-й гимназии в Тбилиси, Николаем Самхарадзе, который был учителем истории. И в конце 50-х его арестовали и отправили на принудительное лечение из-за того, что он протестовал против изменений в учебной программе, где место истории Грузии уменьшалось до минимума. Он ворвался в кабинет министра культуры и образования, случился инцидент. И режим использовал это, чтобы, объявить, (конечно, не открыто, а в рамках этого следствия и процедур), что он невменяемый, его отправили на принудительное лечение, так называемое.
Когда он освободился, он продолжал диссидентскую деятельность в 60-х и 70-х. Его еще несколько раз арестовывали, отправляли в психиатрическую больницу. Потом он изменил профессию, стал врачом и был довольно известным во врачебном обществе. И не только в Советском Союзе, но на международном уровне, конечно. Вокруг него и его притеснений отклик был на международном уровне. Вот такая это история.
Еще такая интересная история жителя города Батуми, Реваза Цинцадзе, которого в 69-м году арестовали из-за его критических публикаций против режима, он отправлял их в редакцию газеты «Правды». Его арестовали, потом уже комиссия писала, что он болен, и отправила на предварительное лечение в Казань. Там он провел 2 года почти. И до конца режима он считался пациентом, и у него есть ограничения, он инвалид и так далее.
— Калбатоно Манана, вас хотелось бы услышать…
Манана Элиашвили: С 1 января 2007 года у нас работает такой закон: если человек не хочет в психиатрическую больницу, его принудительное лечение не проводится. В случае с Нази Шаманаури ее доставили в психиатрическую, обыкновенную психиатрическую больницу. И там она лежала в первом отделении. Потом ее перевели в девятую больницу, в соматическую, там она и умерла. Страшно все закончилось. Она пищу не принимала. Когда я читала дневники Нази Шаманаури, после того как стала психиатром, она что-то страшное там писала… Но что я хочу сказать. До того, как в 2007 году вышел этот закон о принудительном лечении, в обыкновенную психиатрическую больницу — я не говорю о больнице принудительного лечения, — не заходил никто, они были закрытыми. После этого, в 2007 году, двери психиатрической больницы открылись.
Как знаю из дневников Нази Шаманаури, она не могла передавать даже записки никому. Сейчас нет такого. Больные по этим правилам могут по телефону со своими родственниками или с кем угодно поговорить.
— Сколько у нас таких клиник?
Манана Элиашвили: Где-то около десяти. По всей стране.
— И, батоно Ираклий, последний к вам вопрос: есть такая опасность, что власти будут расправляться с неугодными людьми именно таким способом. Какими правами в данном случае обладает Нино Даташвили?
Это часть кампании психологического террора
Ираклий Хвадагиани: С одной стороны, уже госпожа Манана детально объяснила, что такое законодательство существует, такие процедуры, когда невозможно обычного человека без его воли прямо отправить на такие принудительные лечения. Это раз. Но другой вопрос, когда уже арестованы люди, и режим уже заявил с последними действиями, что это возможно. Это уже угроза. Это часть кампании психологического террора, чтобы дать понять всем оппонентам: мы будем вас арестовывать, вы будете сидеть в тюрьме. Самое главное, что готовность со стороны представителей системы ясна. Они уже ушли от Конституции. Они законы обработали так, что без всякого контроля, без всякого стыда могут сделать все, что в данный момент нужно для сохранения власти. Вот такая сейчас обстановка с моей точки зрения.
Манана Элиашвили: У нас очень плохое прошлое, поэтому пора включить сигнал SOS, чтобы такое уже не повторилось.
Подписывайтесь на нас в соцсетях
Форум